DHTML JavaScript Menu By Milonic
Новости РОС    


Интервью с Николаем Ивановичем Лапиным

Без страха и фальши. Мыслителю к лицу свобода
(Исходное название: Мужи свободной мысли)

Как вчерашние школьники выбирают профессию, становятся, скажем, биологами или журналистами, более или менее понятно. Чаще всего их привлекает сам предмет или они представляют, чем займутся в будущем. Но как очень молодые люди решают, что им нужно поступать не куда-нибудь, а исключительно на философский факультет МГУ? Вот какой ответ дал член-корреспондент РАН Николай Лапин,  руководитель Центра изучения социокультурных изменений Института философии РАН.

- Свой выбор я сделал не просто. В старших классах сначала хотел заниматься астрономией, затем физикой, а концу десятого понял, что общие знания об устройстве мира могу получить, постигая философию. В тогда окраинном московском поселке Текстильщики в 1949 году с золотой медалью закончил школу и поступил в МГУ. Считаю, не ошибся, получив разностороннее образование. Помимо обязательного диалектического и исторического материализма, нам подробно преподавали историю философии, психологию, физику, высшую математику, биологию, историю…-всего более 30 предметов.

- Идеологическая накачка ощущалась сильно?

- С сегодняшних позиций, скажу «да». А по тем временам воспринималась совершенно естественно. Я был комсомольцем, уже на третьем курсе вступил в партию. Со мной училось немало фронтовиков-сплошь коммунисты. Так что группа была идеологически выдержанная. Проблемы начались, пожалуй, по окончании МГУ. Меня интересовало зарождение советского общества в начале 20-х годов прошлого века. Дотошный по характеру, исследовал доступные мне источники и тему реферата для поступления в аспирантуру сформулировал так: «Диалектика формирования базиса и надстройки». Опытные преподаватели объяснили мне, что ее не утвердят ни за что. Потому что диалектика-это противоречия, а между социалистическим базисом и его надстройкой противоречий быть не должно. Пришлось переключиться на историю марксистской философии. Я задал себе вопросы: Как возникло учение Маркса? Как последователь Гегеля перешел от чистой теории к провозглашению диктатуры пролетариата? Сознавал ли, что становится создателем нового учения?

- А, может, и не думал, что о нем напишут потомки-излагал свои взгляды и все?

- Не тот это человек. Он далеко в будущее заглядывал. Другое дело, что свои новаторские идеи Маркс сначала описывал устоявшимися терминами, не сознавая необходимости новых. Исходную свою позицию он назвал «реальным гуманизмом». Базовыми стали две гуманистические ценности: достойная жизнь человека и его свобода. А реальными они могут стать в результате борьбы людей за научно обоснованное гуманное общество. Кто эти борцы? Пролетарии! После сомнений, Маркс допустил возможность, но не обязательность диктатуры пролетариата. Главной ценностью для него всегда оставалась свобода мысли как условие достойной жизни каждого человека. Поистине, это был воинствующий муж свободой мысли!

Моя книга «Молодой Маркс» стала популярной: она выдержала 11 изданий, включая переводы на восемь языков, а в 1983 году даже удостоилась Государственной премии.

- На философском, наверное, училось немало интересных личностей?

- Конечно, но я расскажу о двух наиболее ярких. Мой многолетний товарищ-Мераб Мамардашвили был философом, что называется от бога. Подлинный мыслитель-тот, кто создает самодостаточную концепцию, признанную коллегами по цеху. Товар это штучный, неотделимый от личности самого философа, его интеллекта и гражданской позиции. Причем в первый момент он может не понимать, что именно создает.

Как личность Мераб Константинович сформировался рано, еще в школьные годы. Его отличали кавказское свободолюбие, гордость, чувство собственного достоинства. Мыслить он мог только свободно, не терпел давления. Концепцию свою развивал, наверное, лет 20, задавшись целью постичь едва ли не главный смысл философии: как возможно мышление о мышлении в тот момент, когда оно происходит?

- Казалось бы, «чистая» наука, крамолой здесь и не пахнет?

- Не торопитесь. Еще древние-Сократ, Платон, Аристотель, а затем и другие мыслили, рассуждали свободно, не считаясь с принятыми мнениями и предрассудками. Творцы иначе жить не могут. Но с точки зрения любой авторитарной идеологии, не только коммунистической, это подрыв власти. Ведь она требует подчинения, мыслящие независимо люди ее не устраивают.

В одной из поздних работ, относящихся к началу 80-х, доперестроечных годов, наблюдая происходящее в стране, Мамардашвили писал, что действующая идеология отчуждает население от самостоятельного, свободного мышления. И сделал вывод: СССР находится на грани интеллектуальной катастрофы. Есть ли у философа возможность противостоять этому? Выход он нашел такой: за образцы мужей свободной мысли он взял древних философов, затем Декарта, Канта, писателей Пруста и Музиля-и создал их гражданско-интеллектуальные портреты, продемонстрировав возможность свободного мышления в несвободных условиях.

При жизни Мераба Константиновича мало кто его понимал. Его лишили возможности преподавать и публиковать свои работы (удалось напечатать лишь отдельные фрагменты концепции). Он решил уехать из Москвы на родину, в Грузию. Начал в Тбилиси преподавать, но вступил в конфликт с президентом республики, критикуя его за национализм. Основные труды его увидели свет только после смерти в 1990-м году. Тогда же постепенно началось признание его концепции.

- Что это был за человек?

- Очень умный, добрый, ироничный, общительный-душа наших студенческих застолий. И в то же время чрезвычайно строгий, когда речь шла о научных взглядах и позициях. Не терпел фальши. На втором или третьем курсе мы изучали «Капитал». И он вступил в дискуссию с преподавателем (молодым и весьма толковым), объясняя ему, что тот неверно истолковывает некоторые понятия Маркса. Причем сам классика не отвергал, считая, что во многом он остается фигурой непонятой. Спор шел на равных-таков был интеллектуальный уровень уже раннего Мераба.

То, что стояло за этим спором, впоследствии сформировалось в одну из его фундаментальных концепций. Рассуждая о действительности, считал он, люди часто мыслят неверно, не понимают ее сути. Под влиянием пропаганды, они искренне убеждены, что думают правильно, а на самом деле шаблонно, пользуясь пропагандистскими клише. Власть специально воспитывала ложное массовое сознание, чтобы держать население в идеологическом подчинении. До сих пор немало людей считают то время лучшим в их жизни: потому что искренне верили в то, что им говорили. А сегодня, лишенные пропагандистских клише, не знают, как им жить-думать самостоятельно ведь они не умеют. Статья Мераба Константиновича о превращенных формах мысли появилась в журнале «Вопросы философии». Его только назначили зам. главного редактора и  вскоре уволили.

Творческой, самобытно мыслящей личностью был и Юрий Александрович Левада. Он поступил на факультет на два года раньше меня, но заглядывал в  нашу группу, в которой училась симпатичная Лия Русинова, ставшая первой его женой. Его интересовали проблемы массового сознания и поведения населения советского общества. Чтобы понять эти проблемы, он создал концептуальную рамку понятий, которую апробировал в виде курса лекций по социологии на факультете журналистики МГУ. И тут же поплатился за это: 15 лет (с начала 70-х годов) Левада был лишен звания профессора, возможности печататься и преподавать. Лишь в начале 80-х годов мне удалось опубликовать некоторые его статьи в сборнике трудов Института системных исследований.

- Опала сильно на нем сказалась?

- Очень стойкий, мужественный человек, он не отступил, остался самим собой. Несмотря на запреты, вел семинар по социологии для единомышленников (когда 10, когда 15 человек собирались у кого-нибудь на квартире). Во время перестройки, когда был создан ВЦИОМ и начались регулярные опросы населения, Левада возглавил теоретический отдел центра, стал руководителем ВЦИОМ, Левада-Центра. Его талант развернулся в полной мере. Он  анализировал новые феномены в сознании и поведении советских, затем  постсоветских людей. После смерти ученого его вдова на свои средства издала семитомное собрание сочинений философа и социолога.

- Вернемся к вам. Как случилось, что Вы, признанный философ, занялись не признанной тогда социологией?

- Причин было две. Во время эвакуации, еще мальчишкой, вместе с матерью жил на родине родителей-в ярославской деревне, вблизи Волги. Быт колхозников, особенно единоличников был чрезвычайно тяжелым. Тот, кто критически высказывался в адрес председателя колхоза, попросту исчезал. Многого, конечно, я не понимал, но осталось желание вникнуть, разобраться. Потому в свое время и обратился к социологии-науке, изучающей общество.

Вторая причина более прозаическая. После аспирантуры меня взяли в журнал «Вопросы философии», где я вел раздел «социология». Занимались ею тогда не больше двух десятков ученых-самоучек. (Юридический статус социология получила лишь в 1989 году, и диссертации приходилось защищать по философии). Затем, перейдя в Соцэкгиз, познакомился с рукописью книги выдающихся ученых-В. Ядова и А. Здравомыслова о результатах их исследований условий труда и жизни молодых ленинградских рабочих. Рукопись получила отрицательный отзыв видного идеолога. Но издательство предложило мне написать независимую рецензию. Она была положительной, и это решило дело-книгу издали, она стала настольной для всех интересующихся социологией. Ее достоинство-в правдивом показе тяжелых условий жизни рабочих, отсутствии должного интереса к содержанию малоквалифицированного труда. Подобных книг было всего две-три, а потребность в них ощущалась огромная. В первой половине 60-х годов, в период косыгинских реформ, даже партийная верхушка чувствовала, что ей не хватает правдивых, не приглаженных фактов. Но невыгодные для себя выводы отвергала.  

Об Андрее Григорьевиче Здравомыслове скажу отдельно. Ленинградец, блокадник, вместе с Ядовым он стал одним из основателей советской, затем и российской социологии. Выдающийся теоретик, методолог и исследователь-эмпирик. В Ленинграде, в 1966 году, по заданию горкома провел опрос о бюджетах времени партработников. И на основании полученных данных выпустил небольшую книгу «Пропаганда и ее восприятие», тиражом 100 экз. Автора обвинили в недоверии партийному аппарату, тираж был уничтожен.

Здравомыслову пришлось уехать из Ленинграда в Москву. Но в отличие от двух моих друзей, его судьба сложилась иначе. Он нашел работу, где бы вы думали? В Институте марксизма-ленинизма и даже квартиру получил.

- Вот это да!

- Не спешите его осуждать. В особом этом институте работа, по словам Андрея Григорьевича, «представляла собой почти ежедневное поле боя». Результаты его исследований в области социальной политики обсуждались довольно жестко. Но время менялось-наступала перестройка. И Андрей Григорьевич достойно реализовал бойцовский характер социолога-шестидесятника: с середины 80-х годов он опубликовал восемь книг по острым и масштабным проблемам российской и мировой социологии. Посмертной стала его монография «Поле социологии в современном мире».

Замечу, три выдающихся мужа свободной мысли-философы и социологи-не были членами РАН, хотя и заслужили это право. Они, по-моему, не особо переживали по этому поводу. Переживать должна академия, прежде всего ее Отделение общественных наук.

…В 1966 году, хотя до того я занимался изданием серии книг по истории философии (их выпуск продолжается до сих пор и насчитывает 150 томов), я перешел сюда, в Институт философии, где возник сначала сектор, а затем и отдел социологии. Нам предоставили полную свободу, мы занимались тем, что нас интересовало. Сложности начинались, когда дело доходило до публикаций. Редакции руководствовались партийными установками, отбор был суровый, статей и книг по социологии выходило очень мало. Но мы продолжали работать-и за полтора года сектор из 12 человек превратился в Институт конкретных социальных исследований, насчитывающий 90 сотрудников. Горжусь, что был одним из его создателей.

А в начале 70-х меня назначили и.о. директора института, но вскоре сменили: нужно было избавляться от неугодных горкому и отделу науки ЦК партии, а я не делал этого. Назначили угодного директора, который уволил 20 докторов наук. Я ушел сам…

Я одинаково предан и социологии, и философии. Считаю, в философии мне удались три вещи: моя первая работа о молодом Марксе, организация издания многотомной «Библиотеки философского наследия», разработка философско-социологического подхода к обществу и человеку в их взаимодействии, который я продолжаю совершенствовать. Не все со мной согласны, но, надеюсь, со временем будет больше понимания.

- А как все-таки с пониманием устройства мира?

- Я предпочел сосредоточиться на актуальных проблемах социального, вернее-социокультурного мира России. Но сохраняется и интерес к проблемам мироздания, в этой области появилось немало заманчивых фактов и подходов. Их авторы-достойные мужи свободной мысли. Без них нет науки, не может быть и гуманного общества.

Юрий Дридзе


назад

версия для печати

КОММЕНТАРИИ К ЭТОЙ СТРАНИЦЕ



Оставить комментарий
Читать комментарии [0]: