DHTML JavaScript Menu By Milonic
Новости РОС    


Дискуссия о социологии

Н.А.Харламов «Стоит ли социологам рассуждать о жизни социологов?»

В последние несколько месяцев в российском социологическом сообществе наблюдается очередной всплеск интереса к своей собственной жизни. Не в последнюю очередь этот интерес оказался спровоцирован Всероссийским социологическим конгрессом, а законченное выражение получил в январском симпозиуме «Пути России», который едва ли не целиком был посвящен самоописанию российской социогуманитарной науки. Среди частных вопросов, которые порождает этот интерес, вопросы о деятельности «в международном масштабе», например такие:

  • Почему наши статьи не публикуют за рубежом? 
  • Почему на наши статьи не ссылаются за рубежом?

Удобство конкретно этих двух вопросов в том, что к ним можно подойти «объективистски». А именно, квантифицировать, по крайней мере, фактографическую сторону дела – каким-то образом подсчитать число статей и ссылок на них на определенном массиве журналов. Нет смысла сейчас рассуждать о методологической стороне подобных исследований (т.е., например, о том, как такой массив строить), подмечу лишь, что за этими простыми вопросами скрывается более общая интуиция: что-то не в порядке с тем, как наша социология контактирует с социологией за рубежом. И соответствующее «Почему?».

Попробую для начала задаться достаточно узким и конкретным вопросом: почему так болезнен вопрос участия в «зарубежных» научных мероприятиях (конгрессах и конференциях прежде всего) и отдачи от такого участия? Хотя довольно много российских коллег участвует в международных конференциях, далеко не каждый случай такого участия затем сопровождается публикацией статьи. Но ведь то, что представляется на английском языке на международной конференции, в нормальной ситуации должно быть на английском же языке где-то опубликовано, иначе зачем все это затевается?

Среди объяснений, которые предлагаются для прискорбного факта «недостаточного присутствия» или даже «отсутствия» России и российских ученых в мировой науке все чаще встречаются высказывания о том, что существует некая граница. Операционально она оказывается тождественной границе корпуса текстов, производимых «российскими учеными», чаще всего определяемыми по месту работы, а то и вовсе по гражданству. А содержательно она подчас определяется как «антироссийские предрассудки». То есть, буквально говорится, что от российского автора статью в журнал не примут, не напечатают, и не прочитают.

Хочется воскликнуть: «Неужели все так просто?» Неужели именно против российских авторов ощерились бойницы неприступных бастионов т.н. зарубежных журналов? Неужели все, чем нам придется довольствоваться, – это приглашения приезжать с докладами на международные конференции, а логичное и резонное следствие (статьи в журнале) такого приезда некие темные силы попытаются отвратить всеми доступными им темными способами?

Граница, конечно, есть. Она фиксируется количественно и на интуитивном уровне. Но какова ее природа? Профессиональных журналов на английском языке в мире огромное количество. В одной только электронной подписке на социологические журналы издательства Sage, которая есть у каждого члена Международной социологической ассоциации (она входит в пакет «бонусов» членства), их 40 штук! Лишь небольшая их часть является локализованной, то есть, посвященной проблемам конкретного региона. Много журналов имеет международные редколлегии, подчас в них даже входят российские ученые. Английский язык (а он де факто является международным языком науки и сетовать по этому поводу сегодня столь же бесполезно, сколь бессмысленно) среди российских социологов определенно не является редкостью, во всяком случае, число коллег, знающих его, явно превышает число коллег, публикующихся за рубежом. В чем же заминка?

Наверняка не в организационных действиях, которые воплощают в жизнь ту самую «статью в зарубежном журнале». «Карьера» текста от его рождения до публикации довольно незамысловата: написанный на английском языке текст представляется (хотя и не обязательно) на международной конференции, редактируется с учетом реакции коллег. Он подается в какой-либо журнал (сегодня это обычно делается через Интернет), обрабатывается в соответствии с комментариями рецензентов. Возможно, если статья будет сочтена неподходящей по профилю, текст придется подать в другой журнал (в таких случаях квалифицированные рецензенты или редактора, как правило, советуют автору журналы, где статья могла бы «прийтись ко двору»).

Может быть, заминка возникает еще на этапе написания текста? Но при условии наличия исследовательского материала и некоторого минимально необходимого знания английского языка это опять же вопрос организационных действий. Прежде всего, соблюдения некоторых международно принятых стандартов построения и оформления текстов. Хотя существуют специальные руководства по написанию текстов (и они нередко весьма полезны), я вряд ли сильно погрешу против истины, если скажу, что первым и главным источником познания таких стандартов являются сами тексты. Благо сегодня, например, членство в МСА с упомянутым пакетом электронной подписки стоит для российского ученого около ста долларов на 4 года, т.е. чуть меньше семидесяти рублей в месяц. То же самое касается и знания английского языка, начать писать по-английски можно только начав писать по-английски. Тем более, что на крайний случай существуют услуги профессионального перевода и редактирования текстов, автору останется только сверить текст на правильность передачи смысла. Поиск подходящего журнала и общение с редакторами – задачи по большому счету чисто технические. escortcity

Все эти организационные действия выглядят столь простыми! Возможно, проблема в том, что та самая граница является сконструированной? Не становятся ли (в соответствии с теоремой Томаса) организационные действия проблемными именно от того, что их воспринимают как таковые?

Чтобы статья была опубликована в каком-либо журнале, она должна соответствовать профилю журнала, в том числе ожиданиям читателей и редакторов относительно того, что в ней написано. Понять, каковы эти ожидания, можно только одним способом – ознакомившись с самим этим содержанием. То есть, став читателем журнала. Или по крайней мере изучив его подшивку за пару лет. Чтобы на нее ссылались, она должна содержать материал, интересный читателям. Понять, что интересно читателям журналов, можно тем же самым образом, например, посмотреть, на какие статьи ссылались больше всего за последние годы. Все это по сути означает поставить свои собственные изыскания в т.н. «международный» контекст. Частью этого контекста являются конференции. Другой частью – профессиональные форумы и дискуссионные листы, которых с появлением Интернет стало великое множество и которые доступны в реальном времени, как правило, без каких либо барьеров (такие листы в форме интерактивных e-mail рассылок есть у многих секций Международной социологической ассоциации). Эти листы сами по себе могут стать источником идей, проектов и предложений о публикации.

Автор, например, за последние полгода написал не менее четырех текстов, которые либо были написаны по приглашению коллег с одного такого листа, либо были навеяны идущими там дискуссиями. И надо сказать, никаких «антирусских барьеров» автору до сих пор увидеть и ощутить не удалось.

Казалось бы, все опять просто, даже слишком. Так может быть границ на самом деле нет? Мне кажется, что граница между российским социологическим сообществом и международным – это такая граница, которая появляется и приобретает массивную силу тогда и именно тогда, когда ее начинают активно обсуждать и исследовать. Множатся дискуссии о том, что российские ученые не участвуют в международном поле, суждения о том, что на нас не ссылаются, ламентации по поводу предрассудков и барьеров… на них уходит время, тратятся недюжинные интеллектуальные усилия, производится немало исследовательских материалов. Но все эти материалы в лучшем случае имеют ценность для социологии науки, точнее для социологии социологии. То, что на первый план публичной сферы российской социологии вновь и вновь выходят вопросы о задачах российской социологии как науки, среди студентов все больше появляется желающих поисследовать «российское интеллектуальное пространство», а интеллектуальная среда насыщается рассуждениями о корчевателях, переводах и публикациях за рубежом, наводит на неприятную мысль. Не становится ли социология тождественной социологии самой себя?

Но ведь наука не может до бесконечности заниматься попытками обосновать и исследовать саму себя! В противном случае ситуация развивается «по Луману»: подсистема общества замыкается на саму себя, социология из самоописания общества превращается в самоописание социологии. В таком случае теряется всякий смысл этого предприятия, недаром нарциссизм и аутизм считаются патологиями. Быть может, следует задуматься о целесообразности бесконечного смотрения в зеркало и, как учил один из основателей нашей науки Роберт Парк, вновь пойти и запачкать штаны в исследованиях мира за пределами аудиторий и библиотек (и, добавлю, записать и опубликовать наисследованное)?

 

Перейти в раздел «Дискуссия о социологии»

 


назад

версия для печати

КОММЕНТАРИИ К ЭТОЙ СТРАНИЦЕ



Оставить комментарий
Читать комментарии [2]:

Комментарии к этой странице:
Наталья    24.03.2011
Здравствуйте, а вам не кажется, что не только работы по исследованиям не рассматриваются в Европе, но и другие проекты. А что говорить о людях , которые пишут и разрабатывают в России эти проекты. Такое ощущение, что нас до сих пор боятся: нашей политики, наших взглядов!Действительно социологов наших знают и восторгаются, но между собой. Чтобы прокомментировать написать хоть заметку в иностранных журналах это будет не скоро!а если напишут тогда получается, что они принимают нас к себе, а это для них не естественно.Поэтому радоваться остается тому, что нас все-таки как-то воспринимают и большего нам не достичь в ближайшее время.


Н.Покровский    26.02.2011
С интересом познакомился с публикацией Н.А.Харламова. В сущности, разделяю оценки, данные молодым социологом, хорошо знающим ситуацию и с нашего берега, и с другого. Со своей стороны скажу следующее. Бесконечные стенания наших социологических руководителей по поводу того, что российскую социологию (российских социологов) не знают заграницей, всегда оставляли меня равнодушным или приводили в состояние серьезного недоумения. А не все ли равно знают или не знают? Разве в этом дело? Мне кажется, надо заниматься самой социологией, а не ее внешним оформлением на международной арене. Если социологией заниматься серьезно, по-современному, то с необходимостью это можно делать только и только в международном контексте. Любые формы «домашней» социологии для внутреннего пользования представляются мне изначально тупиковыми или просто непрофессиональными. Следовательно, любая грамотная отечественная социология с необходимостью рано или поздно выведет вас на международные контакты, связи и программы. И эта внутренняя необходимость сама собой решит вопрос и со знанием языка, и с участием в международных конференциях, и с публикациями в зарубежной научной периодике, и.т.д. Если же этого не происходит (подчеркну!) «само собой», то, на мой взгляд, возникает вопрос о том, какая это социология вообще и не имеет ли смысла подумать таким социологам о смене рода занятий в этой жизни. Вполне естественно, что на Западе знают тех российских социологов, которые прошли по пути академической вестернизации в широком смысле слова. А других и знать не хотят. И не будут знать, что бы для этого не делать. По этой причине у нас до сих пор нет международного англоязычного журнала российской социологии. В Японии есть, в Болгарии есть, а у нас нет. А если нет, то значит и потребность в нем не возникла. Ведь сейчас по части запуска нового издания проблем нет. Было бы что публиковать. И совсем не в языке дело, как хотят представить дело, в сути самого социологического дискурса в России, который весьма герметичен и свою герметичность ("национальную своеобычность"), как ни странно, постоянно наращивает. Короче, старый завет К.С.Станиславского перефразируем так: «Люби не себя в социологии, а социологию в себе». В этом секрет всего дела. Тогда и публикации в зарубежных журналах будут случаться часто. На этом фоне зацикленность на количестве (именно количестве; про качество речи не идет!) публикаций в зарубежной научной периодике и непременно в «реферируемых» журналах представляется мне своего рода отрыжкой бюрократизации, идущей семимильными темпами в современной российской социальной науке. Мне представляется, что надо думать не о публикациях за рубежом, а о реальном отборе молодых талантливых российских социологов и их поддержке. О востребованности в нашем обществе научной социологии вообще. Тогда и публикации пойдут. В противном случае получится сплошной конфуз. И мы вновь будем, фигурально выражаясь, впаривать «ладу-калину» народу Венесуэлы. Никита Харламов затрагивает и более широкий вопрос. Откуда, мол, среди современных российских социологов такой интерес к самим себе, к своему профессиональному миру (мирку?), к изгибам и потаенным лабиринтам отечественного социологического интеллекта? Сдается мне, автор и сами прекрасно знаете, откуда все это. Во-первых, указанный им нарциссический синдром характерен для весьма ограниченного числа российских социологов, компактно осевших в двух-трех местах на социологической карте Руси великой. Во-вторых, если не срабатывает указанный выше принцип Станиславского, то вполне естественно заниматься изучением своего собственного сознания, а не социальной реальности, куда это сознание совсем не обязательно входит, как очень хотелось бы. Вот и вся песня. Вернее, отсутствие песни.